Африканский грув — частый и любимый гость в песнях «Самого Большого Простого Числа». Десятый альбом «Всё равно» пульсирует им от первого до последнего трека, потому что он был записан во время путешествия в Кейптаун, которое группе удалось совершить до всемирного карантина. «Я фанат африканской музыки, — рассказывает Кирилл Иванов в интервью Apple Music. — Моя давняя мечта была записать с африканскими музыкантами что-то свое, и эта мечта сбылась». За 18 дней, проведенных в столице ЮАР, у Кирилла Иванова, Стаса Астахова и Жени Борзых не было ни одного выходного: они почти все время сидели в студии, сочиняя новые песни, общаясь и работая с кейптаунскими музыкантами. И даже когда выбирались из нее на прогулку, записывали для альбома окружающую жизнь на диктофон. «Мне очень нравится разнообразие „Всё равно“, — говорит лидер „СБПЧ“. — Я постоянно открываю что-то новое и интересное для себя в этих песнях». Самый африканский альбом петербургской группы получился еще и самым жизнерадостным и танцевальным. Однако тексты песен, сплетенные из глубоких мыслей и острых парадоксов, затрагивают серьезные темы. «Это апокалиптический альбом, — говорит Кирилл. — Причем он был записан до того, как началась пандемия, и не рассказывает о том, что происходит с миром прямо сейчас. Но этот альбом о конце жизни и начале смерти. Там много об этом. Таким он получился». Далее Кирилл Иванов рассказывает о каждом треке «Всё равно» и о музыкантах, принимавших участие в его записи: от звезды квайто-рэпа Sandy B до комика Александра Гудкова (кроме шуток). Ждал «Предчувствие конца света — это постоянное ощущение, с которым живет взрослый человек, когда у него появляется какой-то опыт. И сто лет назад люди жили с ним, и за века до этого. Песня начинается со строчки „Заберись повыше и смотри, и ты увидишь, что мир безумен“. На нее я наткнулся в мемуарах Анатолия Мариенгофа „Это вам, потомки!“, а принадлежит она английскому писателю Роберту Бертону, жившему в 17-м веке. Еще там звучит явная цитата из стихотворения Варлама Шаламова „Аввакум в Пустозерске“, который недооценен как поэт: „Пускай я осмеян / И предан костру, / Пусть прах мой развеян / На горном ветру. / Нет участи слаще, / Желанней конца, / Чем пепел, стучащий / В людские сердца“. Вот такой интересный набор источников вдохновения для танцевальной песни — Бертон, Шаламов». Живые и мёртвые «Вообще, этот альбом про то, как ты смотришь на что-то причиняющее душевную боль и трудно выносимое, но не отводишь взгляда, а пытаешься найти в этом что-то интересное и радостное. К примеру, припев этой песни — „Эй, вы не представляете, что вы пропускаете. Вам, мертвым в могилах, не понять живых“ — я воспринимаю как дерзкий выкрик, направленный в сторону загробного мира. „Эй, вы зачем умерли? Тут столько всего интересного“. В документальном фильме про Марадону показан такой эпизод: когда сборная Аргентины выиграла чемпионат мира, напротив кладбища появилось граффити „Вы не знаете, что сейчас пропускаете“. Вот это граффити и вдохновило меня на создание песни». Надоел «Сингл с этой песней вышел в день объявления результатов голосования о поправках в конституцию РФ. И глядя только на его обложку, понятно, что мы этим хотели сказать. Но мы и не хотели бы, чтобы у этой песни было только одно прочтение. Она много про что. Я не устану повторять, что чем больше возможностей по-разному прочесть произведение, тем лучше. Это очень классная песня. От нее нет ощущения, что она сложена из блоков: здесь бочка, тут бас, здесь синты, там вокал. А есть ощущение, что она дышит. Это делает грув более прыгучим, а ее — более живой». Прах «У этой песни клевый грув и кислотное арпеджио в духе The Chemical Brothers, выжатое из синтезатора Buchla. Там есть ирония по отношению к себе и по отношению к происходящим событиям. Ее тоже можно по-разному трактовать. В ней много строчек, которые можно понять по-разному, и очень неоднозначный лирический герой. Из-за этого она становится объемной и стереоскопической. Не хочется писать агитки. Мне нравятся неоднозначные произведения искусства — они имитируют жизнь». Сарай (feat. Sandy B) «Sandy B — наш кумир. Он африканский рэпер и певец в стиле квайто, который очень давно в шоу-бизнесе. Его самый известный альбом выходил еще в 90-х. Когда мы приехали в Кейптаун, написали ему в Instagram, он мгновенно ответил. Прилетел к нам из другого города, пришел в студию в темных очках и очень мило так сказал: „Извините, что я в очках. Знаю, что все знаменитости так ходят, поэтому я тоже так хожу“. Я не видел такой скорости работы, как у Sandy B: он придумал свои тексты, записал куплеты — рэп и пение плюс эдлибы и шатауты — в две песни. Все это у него заняло час с небольшим. И он готов был еще десяток треков за день сделать. А в конце он мне трогательно сказал: „Я тут пробил по интернету — это первая совместная запись русских и южноафриканских музыкантов. Мы — первые, йо!“» Всё равно «Эта песня — немного отчаянный и трезвый взгляд человека на свою взрослую жизнь и одновременно взгляд из окна электрички. Там есть и мой минорный куплет: „Кто такой я, чтобы вообще вам что-то петь“. Но есть и жизнерадостный, и одновременно страшный припев Жени: „Хорошо, где нас нет. Где мы есть — опасно“. Как и само выражение „все равно“, эта песня двусмысленная. Вроде бы хорошо, когда „все равно“: все для меня равно и одинаково важно. А с другой стороны, это же означает „плевать“. Вот такой загадочный русский язык». Набор букв «У нас на альбоме поет замечательный хор, собранный из жителей Кейптауна. Обычно они выступают в церквях, а у некоторых из них есть даже свои записи и альбомы. Хор собрала для нас местная преподавательница пения, которая и с нами позанималась чуть-чуть. Еще с нами была Лера Коган — наша подруга, с которой мы работаем много лет. Она сочинила партии для хора и разложила их по голосам. Хор звучит почти в каждой песне этого альбома. Для трека „Набор букв“ кейптаунцам пришлось петь по-русски — для них это стало непростой задачей. Во фразе „набор букв“ подряд идут звуки „б“ и „р“, а потом „к“ и „в“ — это даже выговорить трудно, не то что спеть. Но они быстро справились, а потом смешно расспрашивали, а что же это значит». Нежно «Эту песню мы целиком сделали прямо в Кейптауне. Она состоит из парадоксов: это борзая, быстрая, прыгучая африканская песня, в которой слушателя просят делать что-то нежно и аккуратно. При этом музыка тебя разматывает так, что искры летят из глаз. Строчка „Чтобы играть на дудочке, надо срезать тростник. Но я давно больше музыки люблю шум тростника“ взята из книги британской писательницы Антонии Байетт „Детская книга“. Это опять же фраза много про что. В том числе, в этом можно прочесть и мнение о том, как сейчас выглядит российская музыка. Я с восторгом наблюдаю за ее ростом, но в то же время вижу, что музыка становится придатком к хайпу, лайкам и заработкам». Ты сошла с ума «В этой песне, как и в „Наборе букв“, поет Александр Гудков. Мы нигде это не указываем, чтобы она не воспринималась как прикол. Саша поет серьезно и о серьезном. У него красивый голос и интересная манера пения. Мне кажется еще более впечатляющим, когда Саша делает что-то не в юмористическом жанре, потому что все его привыкли видеть смеющимся». Глаз «Почти во всех песнях альбома, и в этой тоже, появляется перкуссионист из Кейптауна — пожилой дедушка, который обычно играет классный афроджаз с саксофонистом Femy Koya. Мы с ним выступали на одном концерте в Кейптауне, а его перкуссионист пришел к нам в студию. Мы включали ему наши треки, а он доставал свои диковинные стучалки и трещотки и наигрывал свои партии поверх наших демо. А вообще, „Глаз“ — это любовная баллада, в которой все очевидно: „Меня всегда было много, тебя всегда будет мало“. „Я себе не принадлежу — я твой“. В ней все сказано прямым текстом». Звезда (feat. Sandy B) «В этом треке поют Женя Борзых и Sandy B, а я вообще рта не открываю. Музыкально эта песня сделана очень интересно: она как африканская электроника — безумная, кривая, отъехавшая, но при этом очень кайфовая. Она мне очень нравится, я ее часто играю во время диджей-сетов». Холодный день «Строчка „Помоги мне, Господь, чтобы я любил“ взята из молитвы Франциска Ассизского. Для этой песни мы вывернули наизнанку госпельную традицию. Обычно госпельный хор выходит на накал эмоций в припеве, у нас здесь наоборот: вся мощь в куплете, а в припеве сходим до тихой мелодекламации. Искренность — такая сложная вещь. Она находится в полушаге от избитости и пошлости. Так сложно сделать искреннее высказывание, чтобы оно не превратилось в нечто громогласное: в крик, стон, вопль или плач. Эти любимые в России жанры, когда все сделано на разрыв аорты. Мы пытались найти в этой песне интонацию точной сдержанности. А еще в этой песне звучит столетний рояль, который мы ездили записывать в старинный кейптаунский особняк. В треке слышен не только рояль, но и комната, в которой он стоял. Именно благодаря этому роялю в песне создается очень правильная атмосфера и ощущение холодного воздуха».